Должностные лица миграционного управления поверхностно и формально отнеслись к просьбе писателя о предоставлении ему временного убежища на территории России, говорилось во вчерашнем официальном сообщении МВД. Сергею Васильеву было отказано в статусе беженца. В письме его предупредили, что дальнейшее его пребывание в России будет незаконно. Ему грозила немедленная депортация в Латвию.
После вмешательства министра внутренних дел России Владимира Колокольцева отказ о предоставлении писателю временного убежища был аннулирован. Вместе с полковником полиции Игорем Дудником была также уволена начальник отдела по вопросам беженцев, временного убежища и вынужденных переселенцев полковник полиции Татьяна Дмитриева.
После громких увольнений нам удалось связаться и поговорить с Сергеем Васильевым.
— Я очень рад, что разобрались, очень рад, что предоставили мне право жить в России, — говорит писатель-патриот. — Потому что депортация была бы для меня смертным приговором. Что касается решения министра, то я скажу так: «Я не очень рад, что являюсь причиной чьих-то несчастий. Меня это абсолютно не радует». Я бы не хотел иметь скандальную славу человека, из-за которого кто-то пострадал. Не за этим я приехал в Россию, чтобы из-за меня кто-то страдал.
— В связи с чем вам было отказано в предоставлении временного убежища?
— В уведомлении было указано, что мой статус, мое положение не соответствует требованиям закона о беженцах. Ничего больше расшифровать не стали.
Может быть, я не предоставил убедительных данных, что мне что-то угрожает в Латвии. Не рассказал о той работе, которая ведется антифашистами в Прибалтике. А работа ведь динамичная.
Сначала это была общественная организация, мы хотели зафиксировать снос памятников и каким-то образом наказать этих вандалов. Когда начали этой работой заниматься, наряду с вандалами стали выявлять в Прибалтике людей, которые воюют против России.
Отставников среди них мало, в основном это кадровые военнослужащие латвийской армии. Действующие солдаты-нацисты, которые поехали на Украину убивать русских.
Антифашисты работают на месте, я сейчас — в Москве. Они мне предоставляют информацию, нашли одного, второго, третьего… Нашли снайпера, который убил 20 российских солдат. Я эти данные передаю в Следственный комитет РФ. Уже подано шесть таких заявлений.
Это настолько взбесило латышские власти, что они начали сейчас хватать людей, которые были просто со мной знакомы. Например, на прошлой неделе в Риге задержали и арестовали 22-летнюю Таню Андриец, якобы потому, что она была администратором телеграм-канала «Антифашисты Прибалтики». А доказательством являлась фотография, на которой она стоит рядом со мной на Форуме соотечественников. Тане грозит реальный срок до 5 лет лишения свободы. Если хватают людей, которые просто со мной сфотографировались, то мне после депортации была приготовлена «ковровая дорожка» прямо в тюрьму.
— Как вы оказались в Латвии, это ваша родина?
— Я родился в Латвии, и мои родители там родились. Мой прапрадедушка был на русско-японской войне, был награжден Георгиевским крестом. А в то время вместе с этой наградой давали или денежную премию, или надел земли. Моей прапрабабушке, прапрадедушка к тому времени уже погиб, выделили этот надел земли.
До 1917 года это была Витебская губерния Российской империи. Таким образом мои предки оказались на территории нынешней Латвии. Когда они переселялись, речь ни о какой Латвии еще не шла. Я родился и вырос в Латвийской ССР. После окончания школы поступил в электромеханический техникум, отслужил в армии. Работал потом в правительственной связи.
Я считаю, что Латвия — наша общая родина. Я во всех своих книгах пишу, что Прибалтика — это русская земля, на метр вглубь пропитанная русской кровью и русским потом. В Риге стоит шестиметровый памятник петровским гренадерам, которые бились и погибли на этой земле. (Монумент защитникам острова Люцау, который был установлен в честь 400 русских гренадеров, которые геройски погибли в июле 1701 года в одном из эпизодов прибалтийской кампании Северной войны. — Авт.) Вся Прибалтика усеяна русскими кладбищами, начиная с того времени, когда еще никто там не знал таких слов, как «Эстония» или «Латвия».
— В Латвии вы все больше становились чужими?
— Мы были теми лягушками, которых варили на медленном огне. Когда только развалился Советский Союз, многие мои родственники и знакомые думали, что это временно, что мы скоро опять воссоединимся. А потом все меньше и меньше оставалось надежд.
На Украине все было понятно, вот он, нацист — орет: «Москалей на ножи». А вот в Прибалтике нацисты были другие. Они могли прийти к тебе, справиться о твоем здоровье, улыбаться, говорить с тобой на родном языке, а потом развернуться и пойти проголосовать за человека, в программе которого стоит твое уничтожение. Такой вот нацизм с улыбкой на лице.
Момент истины наступил в 2004 году, когда Латвия вошла в НАТО. И одновременно были предприняты первые попытки запретить русские школы. Простые люди говорили нам: «Нет-нет, мы за вас, это все козни правительства».
И вот с этим «нет-нет» мы дожили до 2012 года, до второй попытки ликвидировать образование на русском языке. Мы инициировали референдум о русском языке. И тогда все открылось. Латыши все поголовно пошли и проголосовали за уничтожение русского языка. Как говорится, гражданское общество высказалось. И все пошло по наклонной… А 2014 год, когда Крым стал российским, нас разделил окончательно.
— Как вы начали помогать жителям Донбасса...
— В 2014 году очень много людей старались хоть чем-то помочь населению Донбасса. В первую очередь это были лекарства, одеяла, одежда. Я выделял деньги женщине-волонтеру, которая возила на Донбасс лекарства на своем микроавтобусе.
У меня была своя компания в Финляндии, мы занимались поставками сельхозоборудования в Россию. Через эту компанию начали в Испании и Германии закупать нужное оборудование и поставлять его в Донецк. Напрямую не получалось, это бы сразу было видно. Отправляли сначала его в Ростов-на-Дону и Курск.
Чисто внешне — это полевые станы, а практически — полевые пункты на 120 человек. Два морских контейнера можно было развернуть за один день. Очень быстро можно было расселить роту в чистом поле со всеми удобствами и комфортом.
Отправляли также на Донбасс палатки и генераторы. Мы никогда не думали, что за это могут преследовать и наказывать.
Потом на востоке Донецкой области сбили Boeing 777, который выполнял рейс MH17 по маршруту Амстердам — Куала-Лумпур. Я считаю, что это сделала Украина. И началось… Власти в Латвии и в Финляндии начали преследовать всех, кто имел хоть какое-то отношение к поставкам гуманитарной помощи на Донбасс. Практически против всех были возбуждены уголовные дела за «финансирование терроризма». По их мнению, в Донецке и Луганске все сплошь были террористами, а мы, соответственно — помощниками террористов. И начался раскручиваться маховик…
— Сначала попали «под каток» в Финляндии?
— В Финляндии меня приговорили к трем годам тюремного заключения. Но в европейском правосудии есть свои особенности. Когда вам оглашают приговор в первой инстанции, вас сразу не сажают, если вы подаете апелляцию. Я подал апелляцию и не стал дожидаться ее результата. На судебном заседании я присутствовал дистанционно.
В Финляндии — уникальное правосудие. В приговоре были фразы «по предварительному сговору группой лиц», «в особо крупном размере» и так далее — с отягчающими последствиями.
Суд шел ровно полтора часа. У меня на руках было четыре отказа: отказ в ознакомлении с материалами дела, отказ в праве задавать вопросы обвинению, отказ от рассмотрения сути дела по существу в рамках судебного заседания, отказ в праве на последнее слово. Адвокату также никто не показал материалы дела. Был приговор, и его просто надо было озвучить. Апелляционный суд также длился полтора часа. И все — приговор 3 года, что вы хотели — цивилизация, демократия!
Против меня возбудили уголовное дело и в Финляндии, и в Латвии. Для них это нормально, один раз наказали, можно и второй раз наказать. Получив вызов на судебное заседание в Риге, я решил, что уже вряд ли выйду из зала суда. И принял решение уехать в Россию.
— В Финляндии у вас были соратники, которые также помогали жителям Донбасса?
— У меня в Финляндии была зарегистрирована фирма, я там особо не жил. А населению Донбасса, конечно, помогали и финны, и итальянцы, и немцы. Даже сейчас, когда Таню Андриец арестовали, мы предложили написать письма. И в наш телеграм-канал стали поступать письма на английском языке, на испанском, на финском, на шведском… Есть огромное количество оболваненных людей, но есть и очень хорошо понимающие, кто есть кто.
— С жильем проблем у вас нет?
— Мои друзья — мое спасение. Я когда уезжал из Латвии, думал, что остановлюсь во Пскове. Но мне мои друзья-соратники сказали: «Приезжай в Москву, ты здесь нужен, мы все организуем». Предоставили мне квартиру, я только плачу за коммуналку. Низкий поклон, что есть такие люди.
— Чем сейчас занимаетесь, что в планах?
— Продолжаю работать вместе с антифашистами в Прибалтике. Каждый день мы составляем новое досье на преступников. Я считаю, что мы, рано или поздно, их покараем. Нацисты сами никогда не останавливались, их надо остановить.
Слава богу, у меня сейчас есть официальный статус. Теперь я займусь тем, что умею как офицер советской армии. Я прохожу сейчас курсы. Завтра у меня с утра — занятия по тактической медицине. В ближайшие две недели курсы закончатся. И пойду в военкомат. Я — старший лейтенант войск связи. Мне 59 лет, нужно, конечно, немножко подтянуть свою физическую подготовку.
Я приехал на родину, а родина моя воюет. Я прекрасно понимаю, что боевые действия на Украине — это только начало. Закончатся украинцы, в горнило сражений втянут прибалтов, поляков, молдаван…
— Что-нибудь пишете сейчас?
— Я закончил автобиографическую повесть о моем поколении. Сейчас работаю над книгой «Покров над Троицей», где описана осада Свято-Троицкой Сергиевой лавры поляками и потом идет разговор о Сергии Радонежском. В этой книге я как раз хотел рассказать, что все повторяется.
Сергей Васильев говорит, что с ним связался человек с позывным «Композитор», который оказался в той же ситуации, что и он сам. 26 января ему пришел отказ о предоставлении временного убежища в России. В уведомлении было сказано: недостаточно оснований.
В ближайшее время мы с ним попытаемся связаться, чтобы выяснить обстоятельства дела.
