Кость великана, медвежья голова: в российских архивах нашлись уникальные дела о колдовстве
Госархив Тульской области, папки с уголовными делами
В Госдуме не так давно предложили ввести уголовную ответственность для… колдунов. Инициатива спорная и, мягко говоря, не новая. Борьба с колдовством на Руси велась испокон века, хоть и без особого фанатизма: на кострах ведьм не сжигали, как в Европе, а в основном наказывали плетьми. Более того многих обвиненных в чародействах даже оправдывали.
«Суду предъявлены вещественные доказательства: кость великана и обожженная медвежья голова», — это цитата из реального судебного дела по обвинению в колдовстве старухи в XVIII веке. Суд проявил беспристрастность и разобрался, признав женщину хоть и практикующей всякие чародейства, но невиновной в массовых наведениях порч.
Оказалось, что «потерпевшие» крестьяне не извивались и кукарекали, а танцевали и пели (и от того, что напились, а не от ритуалов старухи с «костью великана»).
Чародейство по доносу
Мы с главным хранителем фондов Максимом Милениным открываем двери, за которыми спрятана история дореволюционной судебной системы. В Тульской губернии, пожалуй, в ту пору она работала лучше, чем в других. А главное – местные архивариусы смогли сохранить колоссальное количество судебных дел.
Максим Миленин
Уходящие в потолок полки идут длинными рядами. На них стоят пухлые папки, в которых прячутся настоящие сокровища для исследователей. Мы аккуратно берем в руки листочки, которые, кажется, готовы рассыпаться, превратить в прах. Но время бережно к ним отнеслось. Наверное, дело в качестве бумаги, на которой писали прошения для государя и для судов.
Меня интересуют дела, касающиеся обвинений в колдовстве, чародействе, волхвовании, еретичестве, черной магии.
Искать их в архиве — все равно, что иголку в стоге сена. И должна признать, что мне не хватило бы и нескольких лет, если бы не Максим Миленин. Он же предварительно исследовал архивные описи с короткими записями об уголовных делах, среди сотен и тысяч выписал нумерацию, годы и прочие опознавательные знаки тех, что могут оказаться подходящими.
И вот — оно! Одно дело, второе, третье… Сложно передать словами чувство, когда мы на пороге какого-то открытия. Что таят в себе эти дела? Какие чудеса или ужасы описывают люди, которые по долгу службы их вели и выносили вердикты? Фигурируют ли там, приняв реальное обличье, персонажи из сказок, которые мы сегодня рассказывает нашим детям?
Обложившись делами, пытается расшифровать то, что написано. На первый взгляд кажется, что это вообще не буквы, а узоры. Мне самой удалось распознать всего несколько слов на каждой странице. И тут на помощь пришла ведущий архивариус Ольга Цуканова, которая знает старославянский язык. К слову, дела конца XVIII века читать уже гораздо легче.
— Основной массив документов относится к XVIII веку, — анализирует наши находки Миленин. — Однако дела по обвинению в колдовстве, чародействе встречаются вплоть до 1860-х гг.
При их изучении становится очевидным тот факт, что в абсолютном большинстве случаев они заводились «по доносу» соседей или служителей церкви. Доносчики пытались таким образом очернить своих неприятелей. Иногда обвинение в чародействе было следствием того, что мы назвали бы сейчас «некачественным выполнением услуг». Иными словами, обратившиеся за помощью к «знахарям», «волхвователям», «волшебникам» не получали требуемого и жаловались на то, что их обманули.
Папки с уголовными делами
Интересно, что эти дела представлены не только в фондах судебных учреждений, но и в фондах духовных правлений (Тульской духовной консистории, Коломенской духовной консистории), а также органов исполнительной власти (Тульского губернского правления, Тульской провинциальной канцелярии, Тульского губернского по крестьянским делам присутствия, Канцелярии губернатора). Можно предположить, что случаи обвинения в колдовстве и чародействе не относились к ведению разных структур.
И здесь интересно будет привести цитату из документа, на который ссылаются во многих подобных делах. Она показывает, кто считался преступником, и что считалось преступлением.
«Кто чинит колдовство или чародейство, или иной подобной обман, происходивший от суеверия или невежества или мошенничества, и для оного начертания на земле, или курение, или пугание чудовищем, или или толкование снов, или искание клада, или искании видений, или нашептание на бумагу или траву, того отсылать к суду, учинить с ним, как законы повелевают».
Страница из судебного дела
А закон тогда гласил, что в зависимости от мотива и последствий человеку грозило наказание — от церковного покаяния до смертной казни. Последняя, впрочем, применялась крайне редко. И снова цитата, которая объясняет судам, в каких случаях казнить, в каких миловать (орфография сохранена).
«Наказание есть обыкновенная казнь чернокнижцам, ежели оный своим чародейством вред кому чинил или действительно с диаволом обезательство имеет. А ежели же он чародейством своим ни кому никогда вреда не учинил и обезательства с сатаною никакова не имеет, то надлежит по изобретению дела того наказать другими вышеупомянутыми наказаниями и при том церковным публичным покаянием».
Есть еще один документ, который нам попался в процессе изучения дел. И вот цитата из решения одного из судов: «Дабы впредь никто никаких мнимых волшебников в домы явно и тайно не приводили и с ними в домы ни ходили и на пути о волшебствах разговоров с ними не имели и никакому душевредному их учению не обучались… учинено будет жестокое наказание битье кнутом».
То есть речь шла и том, что стоит наказывать людей, которые доверяют всякого рода чародеям. При этом уточнялось: если же они донесут на таковых, то «вины им отпущены будут безо всякого истязания высочайшаго».
Дело 1724 года: отравление мужа кореньями
На старинной обложке старательно выведено: «Дело по обвинению в колдовстве крестьян князя Федора Алексеевича Голицына — Михаила Терентьева, Михаила Иванова и Ирины Федотовой с Грязновки».
Указана здесь и дата: 21 декабря 1724 года.
Это самое старое сохранившееся дело о колдовстве. В нем трое обвиняемых – одна женщина и двое мужчин.
Итак, суть дела.
Крестьянку Арину заподозрили в отравлении мужа Андрея Федотова. Во время следствия выяснилось, что коренья ей для злого дела дал крестьянин Михаил Иванов. При этом он, цитирую материалы: «велел ей истолкиш (истолочь) мужу давать в питие, чтоб его умертвить. И научал вместе с крестьянином Михаилом Терентьевым де ее Арину на те коренья наговаривать.
Таким образом де ей Арине отриниться от Бога от отца своего и матери и того де ради познать ей тою науку еретическую. И велел де он Иванов ей, Арине, над рекой стоя чесать голову и нырять под воду и с нею де Ариною он Иванов жил блудно недели с три».
А дальше почти детектив с погоней. Крестьян-«колдунов» Иванова и Терентьева привезли для допроса в Подмосковный надворный суд. А они взяли да и сбежали из-под караула. Жили какое-то время в лесу, где их вскоре и поймали. Но для разбирательства решили опять-таки отправить в Москву в сопровождении двух других крестьян. И снова вышла незадача.
Из материалов: «Не доехав до Москвы верст за двадцати и больше от помянутых крестьян они бежали и жили в бегах неведомо где».
Беглецов поймали спустя пару месяцев на Тверской улице в Москве и привели на Московский двор князя Голицына. А уже оттуда отправили «для роспроса» (в то время это была первая стадия следствия по практически любому делу) в Тульскую провинциальную канцелярию. Именно здесь, если выразиться современным языком, и были проведены все следственные действия.
Папки с уголовными делами
Цитирую материалы: «В нынешнем 1724 году октября месяца приводил в Тульскую провинциальную канцелярию Епифанского господина моего вотчины сельца Грязновки крестьянку Арину Федотову с кореньями для роспроса — какия те у нея коренья. И оные коренья в канцелярию приняты. Да того же числа означенного сельца Грязновки приводил я и крестьян Михаила Терентьева да Михаила Иванова для допроса».
Затем началась вторая часть процесса дознания — «допрос с пристрастием». Ему были подвергнуты все трое. Современные эксперты уверены, что в ту пору «пристрастие» означало ни что иное как пытки. Но вот какого рода – физические или психологические?
Причем допросов было несколько, в том числе совместные и порознь. Приводятся имена тех, кто это делал: майор Семен Хотяинцов и майор Карп Зыбин. В деле есть протоколы допросов. На все вопросы трое обвиняемых отвечали отрицательно, ни в чём не сознавались.
Судя по датам, следствие и суд длились 11 дней. Вердикт был вынесен 21 декабря 1724 года. Михаила Терентьева и Михаила Иванова осудили и посадили в колодки в тюремный замок. Про Арину ничего не сказано, так что, скорее всего, она отделалась легким испугом.
Важный документ в этом деле — прошение самому императору, в котором рассказываются и фабула, и результаты расследования, и вердикт. Начинается оно со слов: «Пресветлейший Державнейший Император Самодержец Всероссейский Петр Великий Отец отечествия Царь Всемилостливейший. Бьёт челом ближнего стольника князя Федора Алексеевича Голицына человек его Илья Кукишев».
Судя по всему, это была обычная практика – докладывать обо всех подобных делах лично императору.
Дело 1761 года: приворот для помещиков
«Дело по обвинению дворовой женщины капитана Ивана Матрунина Настасьи Ивановой из села Гамово тульского уезда. 1761 году декабря 20 дня».
Это история о том, как дворовая девка Настасья Иванова решила прибегнуть к чародейству. «Чтоб помещик и помещица сохли и от наговоренной соли любили». Зачем Настасье привораживать барыню и барина, у которых она в услужении?
— Речь о том, чтобы они перестали ее бить и ругать, и вообще начали к ней хорошо относиться, — говорит Миленин. — Отсюда и слово «любить» — в значении «не бранить, не наказывать».
Описи уголовных дел дореволюционной эпохи
В материалах дела описывается, как Настасья в вотчине помещика капитана Матрунина в Елецком уезде жаловалась свекрови, что бьют и бранят ее баре почем зря. А потом следуют показания свидетеля Сергея Епифанова: (орфография и пунктуация — оригинальные): «Пришед она Настасья к нему Сергею и просила ево чтоб ей дал соли наговориши и травы такой чтоб помещик и помещица сохли от наговоренной соли, любили, и он Сергей по той просьбе поехал в Елецкий уезд в село Старое Егорье к однодворцу Карпу Самсонову и просил ево о наговорении соли и о траве оной. Однодворец в доме своем наговоря ему Сергею соли и дал травы … и сказал чтоб ту соль и траву помещику класть в кушание тебя станут бояре любить».
Для тех, кто не все понял, кратко перескажем. Пришла Настасья к дворовому мужику Сергею Епифанову и попросила его съездить в другое село к Карпу Самсонову, который был известен тем, что умел делать наговоры. И вот он на соль и на траву все, что нужно, «наговорил» и велел добавлять помещикам в еду и питье. Обещал, что после этого они смягчатся и будут лучше к ней относиться.
Настасья, судя по материалам дела, во всем призналась. Но уверяла, что делала все не со зла и точно не хотела причинить (и не причинила ведь в итоге) вреда здоровью помещиков.
И снова цитата: «В провинциальной канцелярии того же уезда роспросе показала что по известному своему намерению действительно таким образом во время обеда и становила точно … как ему так и домовним ево никакого вреда не последовало. Да чтоб ей оное чинено было из повреждения ево здоровья умышленно того и обстоятельство ее показания не оказуется а видно что оное от нее произошло из одного ее неразумения».
И снова «перевод»: следствие не установило причинения вреда здоровью помещиков. А мотивом поведения Настасьи посчитали ее дремучесть.
Описи уголовных дел дореволюционной эпохи
К слову, в рамках расследования подтвердилось, что бояре действительно были суровы с девушкой. И, вероятно, раскаялись после произошедшего (их тронуло, что девушка пыталась смягчить их сердца хотя бы волшебством). Иначе чем объяснить, что помещик просил не наказывать Настасью и отпустить домой.
Любопытно, что в окончательном решении по этому делу судьи ссылаются на Указ от 29 мая 1731 года. Согласно ему, наговоры и прочее расцениваются как «богопротивное преступление». Так что совсем без наказания не обошлось. Вердикт: «Учинить жестокое наказание плетьми и по учинении из под караула свободно и по желанию оного ее помещика отдать ему по прежнему во услужение с роспиской».
Дело 1784 года: как священника в чародействах обвинили