Домжуру исполнилось 105 лет: что было и что будет с творческим клубом журналистов
Сейчас дом 8а по Никитскому бульвару — благодаря прежде всего парадному дворику-курдонёру — выглядит как небольшой, но вполне самостоятельный городской дворец. Однако краеведы знают, что это изначально лишь флигель занимавшей куда больший участок усадьбы князей Гагариных, построенной в 1730-х годах. Единственный уцелевший от обширного владения после Великого пожара 1812 года и ставший после ремонта отдельным особняком. Намного компактнее, чем было, зато в три этажа, а не, как в допожарной идиллии, в два…
От барского дворца к пролеткульту
Трехэтажным этот особняк застал и Пушкин — в 1831 году он с молодой женой Натальей Николаевной танцевал здесь на балу у хозяйки дома Анастасии Михайловны Щербининой, дочери знаменитой княгини Екатерины Романовны Воронцовой-Дашковой. Может быть, это был не единственный раз, когда поэт посетил этот дом, — Анастасия Щербинина была своего рода интеллектуалкой и одним из столпов тогдашней барской Москвы. Но именно о визите 20 февраля 1831 года мы знаем из письма славянофила Александра Кошелева к князю Владимиру Одоевскому от 21 февраля 1831 года: «Вчера на бале у Щербининой встретил Пушкина. Он очень мне обрадовался. Свадьба его была 18-го, в прошедшую среду. Он познакомил меня с своею женою, и я от нее без ума. Прелесть как хороша».
Во второй половине XIX века будущий Домжур не миновала судьба большинства барских дворцов и особняков Первопрестольной: его владельцем стал представитель третьего сословия купец Александр Прибылов. Составив состояние на быстрорастущей отрасли середины XIX века текстиле, он в 1870-х годах начал дифференцировать свой бизнес, став одним из самых заметных московских домовладельцев. Приобретенный в 1872 году Прибыловым бывший дом Щербининой был осовременен по проекту Александра Вивьена — не звезды тогдашнего зодчества, но крепкого профессионала (среди его работ, например, Павловская больница). Задача — сделать дом современным с фасадов и увеличить его объем — была успешно решена.
Правда, сам Александр Никифорович домом толком насладиться не успел — скончался в 1874 году. Но почти полстолетия после этого здесь жили его наследники. Безбедно до самого 1918 года, когда особняк был, как все подобные дома в Москве, реквизирован и «уплотнен». Последним хозяевам — Александру и Софье Макеевым — достались две комнаты. Да и то не факт, что в 1920 году, когда нарком Луначарский перерезал здесь ленточку Дома печати, их не выселили «куда подальше» из общественного теперь здания. Так что судьба дома, как и его владельцев, вышла максимально типичной для трагического ХХ века.
Слушать и писать музыку революции
Газета «Известия» 3 марта 1920 года писала: «Сегодня в 7 часов вечера открывается Дом печати. Вступительное слово о задачах дома сделает товарищ П.М.Керженцев». Платон Михайлович Керженцев в то время был руководителем РОСТА (ныне ТАСС). С этого дня началась новая история в удивительной биографии легендарного здания, видевшего в свое время Пушкина с его Натали и еще много кого из тех, кто творил культуру российскую…
О Платоне Керженцеве — этаком «человеке возрождения», универсалисте большевистской эпохи — стоило бы сказать отдельно: фигура его была вполне зловещей для тех, кто принадлежал к «старой» московской культуре. Задумываясь над общими вопросами, вплоть до научной организации труда (а что, культура же прежде всего должна помогать трудящимся лучше и продуктивнее трудиться!), он совершенно не разделял сочувствия старшего коллеги Анатолия Луначарского к интеллигентам «из бывших». В 1930-е годы именно Керженцев будет укрупнять и «чистить» музеи, с его подачи будут арестованы многие ученые-гуманитарии… Но на нашем календаре всего-то 1920 год — время не только опасное, но и веселое, и оптимистическое.
Только в эти странные пару-тройку лет — шла Гражданская, строился военный коммунизм, но в гуманитарной сфере еще велика была инерция Серебряного века — в одном и том же клубе можно было встретить имена из совершенно разных литературных пантеонов: Блока и Маяковского, Есенина и (уж совсем чудно!) Демьяна Бедного. Уже скоро, скоро иных не будет, а другие окажутся «далече»; пока же, в первые годы существования Дома печати, то была истинно цветущая сложность. Вовремя, что сказать, успели открыть этот клуб литработников: ЦДЛ, хоть и считался в послевоенной Москве более «элитарным» клубом, такой сложности и таких талантов уже не застал.
В 1938 году Дом печати переименовали в Центральный дом журналиста — под этим названием он известен и сегодня. И хотя, как уже сказано, по «табели о рангах» советской Москвы Домжур немного уступал Дому литераторов, здесь был незаменимый для, например, семидесятых годов прошлого века дух свободы. Это был истинный клуб для профессионалов пера, «шакалов ротационных машин», изготовлявших политически выверенные тексты и потому хорошо знавших цену лозунгам. Если и был в нашей журналистике тот «Гамбург» с его «счетом», по которому мерялись меж собой борцы, то он находился, конечно, в Домжуре. Именно здесь люди с неприметным — красный прямоугольник и стальное перо — значком на лацкане общались напрямую, понимая, кто чего стоит.
Ив Монтан у входа в Домжур. 1956 год. Фото: pastvu.com
«Кушайте сельдя, замечательный сельдь!»
В уставе Дома печати с самого начала говорилось: «Дом печати объединяет работников культуры в области печати, литературы и искусства. Задачей Дома печати является способствовать выявлению творческих достижений в деле строительства новой культуры и содействовать товарищескому и профессиональному общению работников коммунистической культуры».
Вот как пишет об этом московский краевед Алексей Митрофанов: «На дверях же висели таблички, информирующие о находящихся здесь «профильных» организациях — «Юридическая консультация», «Центральное справочно-информационное бюро», «Редакция журнала «Журналист», «Комиссия «Помощь самообразованию». И над всем этим хозяйством высилась гордая вывеска: «Центральный клуб работников печати «Дом печати».
Но не будем лукавить: сердцем Домжура с первых лет был его ресторан. Журналист А.Февральский писал об открытии клуба: «Открытие Дома печати происходило в дружественной обстановке. После официальной части собравшиеся из зрительного зала прошли в уютную столовую, где была устроена роскошная (по тем совершенно голодным временам) трапеза, состоявшая из чая без сахара, кусочка черного хлеба, сельди и еще каких-то яств в том же роде. Маяковский все потчевал нас, приговаривая: «Кушайте сельдя, замечательный сельдь!». Сельди были у Маяковского в быту и в стихах существом мужского рода».
«Все будут в хорошем смысле поражены»
Сейчас Центральный дом журналиста возглавляет Вячеслав Умановский; в 1986-м он окончил журфак МГУ им. Ломоносова. Начинал работу по специальности в г. Новый Уренгой корреспондентом городской газеты «Правда Севера», потом в разные годы работал в Главной редакции радиовещания для детей «Смена» Гостелерадио СССР, а также директором «Радио России».
