Бабушка-фронтовик обозревателя «МК» рассказала об ужасах войны: «Стреляли детям в ушко»
«Моя бабушка, Пронина Фаина Васильевна, не любила вспоминать войну. И уж тем более о том, как она воевала. Я знала, что сама она партизанила на Смоленщине, где ее с малолетней дочкой — моей мамой — застала война. Они поехали в фамильную деревню Городянка, со слов бабушки, «на парное молоко для ребёнка».
— Отстань, — сердито, как ножом, отрезала бабушка, когда я подходила к ней в очередной раз с учебником истории.
— Ну, ба, мы сейчас войну проходим. Мне сочинение надо писать.
— Твой учебник все врет. Правды не напишет, какая война грязная была и чем пахла.
Она презрительно относилась к тем, кто козырял своим ветеранством, и осуждала их стремление получить какие-то блага за счёт своего военного прошлого. Было это в конце 70-х, когда в стране СССР вовсю уже рулило слово «дефицит».
Однажды я не выдержала:
— Послушай, ба, если учебник истории все врет, как ты говоришь, а ты одна знаешь правду, но молчишь, то как же я узнаю эту твою правду? Кому верить?
Этот аргумент, видимо, застал мою боевую бабулю врасплох, хотя такого положения она себе и никому не позволяла.
— Понимаешь, — сказала моя ба Фаина, — правда эта очень страшная. Если я тебе расскажу, опять спать перестану. А я хочу это забыть, понимаешь? И ты не сможешь уснуть.
ФАИНА ПРОНИНА
И тут ее прорвало. Про фашистов, которые тут же убивали в деревне семью, если узнавали, что кто-то из семьи в партизанах. Маленьким детям при родителях в голову и в ушко стреляли. А родителей ещё оставляли помучаться, а те сходили с ума. Девушек насиловали всем взводом, а потом на кол сажали и фотографировались рядом.
— Ты это хочешь знать? — спросила она. — Я же сестру свою, у которой мать твоя оставалась, когда я в лес к партизанам бегала, под такой удар ставила. Как подумаю что с ними могли сделать, холодным потом по ночам покрываюсь.
Рассказала мне она, как была связной в партизанском отряде, как носила туда записки: где стояли немцы, в каких домах на постое офицеры, сколько оружия. Иногда бабушка, чтоб ее не заподозрили в сборе сведений, для прикрытия брала с собой мою маму, ей было лет пять. Как будто молодая женщина с ребёнком в лес пошла грибы-ягоды собирать. Голодно же было, все продукты немцы отбирали, местные кормились чем придётся.
И вот однажды, когда бабушка возвращалась из леса ее схватили. Кричали «Партизан! Партизан!» и по голове ударили — не поняла прикладом ружья или автомата. Хорошо, что в тот раз она была одна, без моей будущей мамы. Как потом выяснилось, донёс на неё сын старосты: выслуживался перед немцами, вот и донёс.
При ней ничего не оказалось (она все бумаги успела отнести в отряд), и прямых доказательств, что она с партизанами в связи, не нашли. Но все равно отвели в комендатуру, располагавшуюся в бывшей деревенской школе, бросили в подвал, где уже сидели и ждали решения своей участи такие же на подозрении, как она. Чью вину против немцев доказали, уводили на расстрел. Другие смиренно ждали. Что в эти три дня, просидев в комендатуре, пережила моя ба Фаина, не могу представить.
— Я молилась, лишь бы дочку и сестру с детьми не тронули. Как же я ненавидела фашистов!!! Думала, что зубами стала бы их грызть, если…
И вот на третий день рано утром открылась дверь. «Пронина. На выход», — скомандовал чей-то голос.
Бабушка встала, оправила платье, простилась с оставшимися в живых и шагнула в неизвестное.
А дальше я, ученица советской школы, впервые узнала то, о чем не было сказано ни в одном учебнике того времени. Бабушку вели на расстрел — немцы, видимо, торопились избавиться от всех арестованных. Ей ничего не объявили, но она все поняла. Немолодой немец вёл ее по узкой дорожке в сторону леса, но метров за двести остановил возле свежевырытой ямы.
Бабушка прощалась с жизнью, но заметила, что немец как-то странно ведёт себя, неуверенно, что ли. Огляделся несколько раз, навёл на неё ружьё и вдруг на ломаном русском быстро сказал: «Матка, беги», а сам в это время выстрелил в воздух.
— Я сорвалась, понеслась, думала, в спину будет стрелять. Не стрелял. Вот так-то, — сказала она, помолчав, видимо ещё раз пережив те страшные минуты. — Не все фашисты были извергами. Были и хорошие, человечные.
Что стало потом с этим пожалевшим ее немцем, она, разумеется, не знала. В партизанах она оставалась до тех пор, пока немцы не ушли из деревни.
К сожалению, у неё не сохранилось ни одной фотографии того времени и партизанская книжка пропала в конце войны с другими документами.
— Ба, ты бы восстановила документы, — говорила я ей. — Давай напишем в архив Смоленской области. Привилегии будут.
— Я не за привилегии воевала, — отрезала бабушка. Я ж говорю, не любила она вспоминать войну.
